Окраина дикого поля

В этом году все уповают на новую картину Кирилла Серебренникова, одного из самых непредсказуемых – правда, по преимуществу театральных – режиссеров.

Юрьев день дикого поля

Распутин уже устаревает, а кинопроза Луцика и Саморядова – и через десять лет после их смерти – способна артикулировать нашу реальность

«Юрьева дня» (так называется его новая картина) ждут с тем же нетерпением, что и «Груз 200» в прошлом году. Учитывая, что сценарий написал «сам» Юрий Арабов, единственный в нашей стране лауреат золотой пальмовой ветви в номинации «Лучший сценарий», а в главной роли снялась изумительная Ксения Раппопорт, новая звезда российского кино, аншлаг картине обеспечен.

Впрочем, почти на каждый фестивальный просмотр попасть затруднительно: «Кинотавр» – прямо-таки как в Канне – стали осаждать туристы-киноманы, терпеливо досиживающие до конца просмотра.

Возможно, комментируют циничные критики, им просто некуда деваться: вечером на пляже холодно, в отеле сидеть скучно, вот они и мучаются в просмотровом зале.

Действительно, поразительное терпение – нет на свете зрителя более благодушного, нежели наш, российский: высидят всё, от чего иной раз и профессионала начинает, как говорят новые русские, «кошмарить».

Справедливости ради надо сказать, что в этом году «фильмы ужасов» (то есть ужасные, непрофессионально и небрежно сделанные) встречаются все реже и реже: «Кинотавр», вместе с российским производством в целом, всё же старается держать марку.

«Живи и помни» Александра Прошкина, показанный на открытии, «Плюс один» Оксаны Бычковой (успевшей прославиться благодаря оптимистичному «Питер FM»), «Четыре возраста любви» Сергея Мокрицкого, блестящего оператора, дебютировавшего в режиссуре, «Дикое поле» Михаила Калатозишвили – все эти картины демонстрируют определенный уровень культуры.

Между тем, о последней картине – «Дикое поле» – хотелось бы поговорить особо. И отнюдь не потому, что г-н Калатозишвили является выдающимся мастером в своем деле – режиссер он как раз не слишком умелый.

Однако сквозь ткань его картины, во многом доморощенной, нелепой, местами невыносимо тоскливой, проглядывает мощь драматургической основы.

Десять лет спустя

На эту тему
• «Кинотавр» ставит на простые вещи
• Тренажеры «Кинотавра»
• Современный городской романс
• Открытие «Кинотавра»: все звезды в Сочи
• Светский «Кинотавр»

Это старый сценарий давно погибших – совсем молодыми – Петра Луцика и Алексея Саморядова, лучших из лучших эпохи девяностых. Луцик и Саморядов разрабатывали совершенно новую тему в российском кино – мифологический пласт, где пресловутый «образ России» был лишен флера православной благостности, опираясь даже больше на языческие мифы.

Кроме того – в отличие от иных наших «духовидцев», замучивших своими нотациями и моралите, – Петр и Алексей всегда блистали особого типа юмором, на грани абсурда.

Что-то платоновское, когда из нашей темной российской глубины на поверхность выскакивают не то чтобы демоны и прочие «достоевские» кошмары, а именно что абсурд – на грани с веселым идиотизмом.

Говорят, Петр Луцик (уже после трагической гибели Алексея) хотел сам снимать фильм по этому сценарию. Но – не сошлось, не успел, ушел, как говорится, в расцвете лет (Луцик умер во сне от сердечного приступа, едва достигнув сорокалетия).

И вот теперь, когда смотришь фильм «чужого» режиссера, совершенно далекого от метафизики двух этих монстров, как-то даже физически ощущаешь их отсутствие. Без них пейзаж российского кино, конечно же, существенно обеднился.

С другой стороны, испытываешь определенную благодарность, что, несмотря на невозможность возродить их мир, особенный и ни на что не похожий, Калатозишвили всё же взял на себя этот труд. Ведь недаром половину заметки я пишу именно о «Диком поле».

Ибо, скажем, «Живи и помни», сделанный гораздо более умелым режиссером Александром Прошкиным, почему-то всплывает в памяти реже, нежели во многом самодеятельное «Дикое поле».

Получается, что «заряд», выпущенный двумя молодыми гениями куда-то в неизвестное пространство, оказался более весомым, чем письмо такого серьезного прозаика, как Распутин.

Грубо говоря, Распутин уже устаревает, а кинопроза Луцика и Саморядова – и через десять лет после их смерти – способна артикулировать нашу реальность. Такие вот дела, господа.